Клуб журнала «Знание — сила» открыт для ученых, имеющих свою точку зрения на актуальные проблемы, в обсуждении могут принять участие и наши читатели. С кем вы хотели бы встретиться в нашем клубе? Какие вопросы задать приглашенным? Какие идеи обсудить с ними? Пишите нам, и мы постараемся выполнить ваши пожелания. Сегодня гость редакции — доктор экономических наук Виктор Иванович ДАНИЛОВ-ДАНИЛЬЯН; тема обсуждения — некоторые особенности обыденного экономического сознания.
Едва ли не каждый считает себя вполне сведущим в экономике, по крайней мере по части практических проблем. Сложнейшие вопросы, которые экономической науке неясны в общей постановке и далеко не всегда успешно решаются в конкретных случаях, многим кажутся совершенно очевидными, причем, как правило, предлагаются различные, иной раз противоположные варианты решений.
Предлагая, чаще всего их обосновывают ссылками на объективные закономерности экономической жизни. Представления об этих закономерностях порой содержат и упрощения, и мифические элементы, как это вообще бывает с обыденным сознанием, иногда склонным упрощать и мифологизировать.
К несчастью, обыденное экономическое сознание демонстрирует себя не только в беседах за чашкой чая, в горячих диспутах, стихийно вспыхивающих в очередях. История нашего общества сложилась так, что экономическое образование — глубокое, профессиональное — довольно долго не пользовалось слишком большой популярностью, не в пример образованию инженерному. Например, директора предприятий, как правило, по образованию инженеры, среди них практически нельзя найти профессионального экономиста. Конечно, опыт хозяйственной работы тоже многого стоит, но по крайней мере часть людей, которые принимают практические решения в хозяйственной жизни,— носители обыденного экономического сознания со всеми его слабостями.
Я не буду анализировать здесь распространенные экономические мифы, их так много, что даже перечислить трудно; не буду их классифицировать, остановлюсь только на одном мифе, очень живучем и заметно влияющем на хозяйственную практику.
Речь идет об «измерительном фетишизме» — уверенности, что абсолютно все существенное для серьезного хозяйственного решения можно измерить и соизмерить с высокой точностью. Следовательно, хорошо управлять — значит иметь хорошие количественные данные и уметь ими пользоваться. При этом не принимается в расчет специфичность экономики, кажется, что в ней применять математику можно с тем же успехом (и так же), как и в физике.
Однако в естественных науках есть важнейшая предпосылка для точных, корректных (с физической точки зрения) измерений — воспроизводимость эксперимента. А в хозяйстве? Кто будет здесь воспроизводить неудачу? Повторить успех одного предприятия на другом буквально тоже невозможно: тут не бывает «равных условий», каждый раз возникает нечто принципиально новое.
Воздействие исследователя на объект в экономике выглядит совершенно иначе, чем в физике. Электрон всегда остается электроном, какие бы приборы ни использовались для его изучения. Между тем уже сама попытка измерять что-либо в хозяйстве вызывает реальный, а не только «бумажный» эффект: если нечто, например состояние мелиоративных сооружений, взято на количественный учет, то -или средства на капитальный и текущий ремонты будут изысканы (за счет «неожиданно» обнаружившихся резервов), или будут найдены другие способы улучшить вдруг понадобившиеся показатели и отчеты. При измерении экономический объект может измениться так значительно, что придется корректировать цели измерений.
Цифры, с которыми постоянно имеют дело экономист, плановик, управленец, го многим причинам могут оказаться недостоверными. Попробую разбить эти причины на четыре группы.
Первая — неточность первичных, по сути еще не экономических, а «физических» измерений (взвешивание, замеры длины, площади, объема, хронометраж). Кроме трудностей, известных при подобных процедурах естественникам, например биологам, тут появляется, во всяком случае резко усиливается, заинтересованность в результатах, а это чревато систематическими ошибками. Даже невинная тенденция (всего лишь тенденция!) округлять замеры всегда в одну, желаемую сторону приводит к общей ошибке (при сложении _отдельных данных) вполне ощутимых размеров.
Ведь от первичных измерений мы скоро приходим к производным величинам того же «физического» смысла — суммам средним, предельным (экономический смысл у них уже другой, хотя и достаточно близкий содержанию первичной информации). Ошибки первичных измерений при этом совсем не обязательно взаимно погашаются — систематические ошибки и нельзя погасить таким путем! — они могут накапливаться. Можно точно измерить, сколько сделает станочник Иванов. Но что такое средняя по десяти тысячам станочников? Разве они работают в одинаковых условиях, ведь лишь такое предположение дает нам право вычислять и использовать «среднюю»? Даже станки, близнецами сошедшие с конвейера, через два года могут дать разную производительность в руках одного и того же станочника. (Это только начало длинного рассуждения о «средних», на которое у нас нет времени.) Необходимость вторичного, производного счета — второй источник недостоверности.
Причины третьей группы можно было бы назвать экстраполяционными, если термин «экстраполяция» понимать предельно широко — как распространение (возможно, с преобразованиями) количественных характеристик, полученных для одних объектов, моментов времени или ради некоторой цели на другие объекты, моменты времени или использование для иной цели.
Всякий, кто видел, как на поле взвешивают уже погруженное в автомашину зерно, согласится, что точность измерений здесь невысока,— дело, конечно, не только в весах как измерительном приборе. Тем не менее сумму таких данных в некоторых процедурах учета принято считать точным показателем сбора урожая. Часть его — ту, что сдают государству или продают,— взвешивают ещё раз, при приемке или продаже. О чем говорит разность весов — о потерях или об ошибке первого взвешивания? Если о том и о другом, то в каком соотношении? Когда, где, кто допустил потери? По одной разности (а в точности лишь этой цифры можно быть уверенным) определить уменьшаемое и вычитаемое, как знают уже выпускники начальной школы, нельзя. Вдобавок часть урожая, остающаяся в хозяйстве, второй раз вообще может не взвешиваться. И еще одна деталь — не математическая, но экономическая: именно по результатам первого взвешивания определяется доля заработка полеводческих бригад, дальнейшее для этой процедуры не имеет никакого значения.
Далее, мы наверняка захотим узнать среднюю выработку каждого комбайна, чтобы спланировать уборочную будущего года: сколько нам понадобится комбайно-смен, следовательно, механизаторов, горючего и так далее. Мы получим весьма неточную информацию о прошедшей страде. К тому же вряд ли можно «высчитать» урожай будущего года, предсказать погоду во время уборки; организация труда, следует ожидать, улучшится (но, может быть, останется прежней или даже ухудшится), как и состояние комбайнов, и т. д., и т. п.
Нельзя ли уменьшить ошибки, усовершенствовав инструменты и процедуры измерения? Можно. Но стоит ли? Окупятся ли затраты денег, материалов, труда? Кроме того, как быть с экстраполяцией на будущее — например, с распространением отчетных данных, пусть даже «пропущенных» через прогнозные модели? Ведь без этого невозможно никакое планирование.
Есть еще четвертая группа причин, порождающих неточность цифр. Они действуют на переходе к показателям иного экономического смысла — чаще всего от натуральных, оставляющих нас в сфере непосредственно данного, в мире материальных вещей,— к стоимостным, уводящим нас в абстрактную сферу. Конечно, зная, сколько вам нужно автомобилей и сколько стоит каждый из них, вы легко сосчитаете, сколько денег уйдет на покупку, и вряд ли ошибетесь: в столь простых случаях переход от натуральных показателей (число автомобилей) через цены к стоимостным (затраты) не увеличит погрешность информации. Однако в практике планирования и управления широко пользуются гораздо более сложными расчетами так называемых агрегированных показателей: валовая продукция, прибыль, чистая продукция, фонд заработной платы предприятия, цеха, участка, совокупный общественный продукт, национальный доход, фонд потребления, фонд накопления.
Те самые цены, с которыми элементарно управляются домашние хозяйки при покупках, в калькуляции агрегированных экономических показателей играют гораздо более сложную роль. Цены и родственные показатели — зарплата, налоги, разные отчисления в бюджет — призваны здесь количественно выражать такие экономические категории, как общественно необходимые затраты, стоимость, общественная полезность. За буханку ржаного хлеба в булочной надо заплатить ровно 12 копеек; насколько точно характеризует такой набор монет общественно необходимые затраты на производство буханки или ее общественную полезность? (Как, впрочем, и близкие числа — 10, 11, 13, 15 копеек?) Никто никогда ни в каких расчетах этого не обосновывал. Между тем, определяя экономическую стратегию и тактику, используют агрегированные стоимостные показатели, причем цена при их калькуляции фактически рассматривается именно как выразитель определенного экономического содержания.
Известно, что реальные затраты на сооружение предприятий, текущие затраты на их работу, количество производимой ими продукции часто существенно отличаются от предусмотренных проектом. Тем не менее, составляя пятилетние планы, основная часть которых - титульные списки строек (на разных этапах выполнения проектов), опираются именно на проектные данные. Объем планируемых строительных работ балансируется с предусмотренными мощностями строительных организаций, потребность в машинах и оборудовании — с объемом их производства, требуемый прирост численности специалистов — с выпуском вузов и техникумов. Если предполагается ввести предприятие в строй в середине пятилетки, то планируется, как будет использована продукция, которая должна быть им произведена. Все это рассчитывается на основе проектно-сметных документов. В какой мере они отражают реальные затраты и результаты, можно судить по статье А. Бачурина, долгие годы бывшего заместителем председателя Госплана СССР, в журнале «Плановое хозяйство» (1983 год, № 3). Согласно данным, приведенным в ней, проектные показатели отличаются от реальных в среднем на 30 процентов.
Однако такое отклонение — именно средняя величина, и вы не получите истинной информации, если просто «поправите» данные по всем проектам и сметам на 30 процентов. Мы с кандидатом экономических наук А. Рыбкиным попробовали понять, насколько достоверны оценки, используемые при анализе эффективности капитальных вложений, с учетом погрешности, о которой писал А. Бачурии. Сделать это очень легко, по простенькой формуле, следующей из теоремы Лагранжа о конечных приращениях. Результаты показали, что метр, которым пользуются для экономических измерений такого рода, резиновый, он растягивается по крайней мере в два раза. И дело не только, даже не столько в том, что риски на нашем метре нанесены неверно и при измерениях мы допускаем систематическую ошибку,— зная о ней, мы могли бы скорректировать результаты. Мы не можем этого, потому что риски на нашем метре подвижны и невозможно угадать, где именно, на каком этапе и насколько он растягивается в каждом конкретном случае.
Пирамиду агрегированных показателей венчают темпы роста (или снижения, если речь идет, например, об энёрго- или материалоемкости национального дохода). Они призваны отражать качество экономических процессов в масштабах народного хозяйства. Поэтому понятно то огромное значение, которое им придается сегодня. Ведь «каждой семье — отдельную квартиру», «качественные продукты в нужном количестве», «товары народного потребления — на уровне мировых стандартов» — все это мы получим тем быстрее, чем выше будут темпы роста национального дохода.
Но темп роста национального дохода или совокупного общественного продукта — всего лишь цифра, и, как всякая цифра, отражает реальные экономические процессы упрощенно, огрубленно, не полностью, это — результат сложной обработки не слишком точно измеренных исходных данных. Рост выраженного в рублях вклада строителей в совокупный продукт не обязательно значит, что так же увеличилось число квартир. Их вклад вырастет, например, тем больше, чем шире будут они заменять дерево наиболее дорогими из пластиков (хотя мы с вами явно предпочли бы дерево).
Среди множества способов повысить темпы роста экономических показателей есть такие, которые вовсе не соответствуют интересам общества. Предприятие же предпочтет те из них, которые требуют меньше усилий. Оно будет ставить на радиоприемники более дорогие рукоятки настройки, при этом повысится цена, возрастет валовая продукция, прибыль предприятия, фонды стимулирования. Оно будет сдвигать ассортимент выпускаемой продукции в пользу более дорогой. И пусть часть этой продукции никому не нужна, зато есть показатели, есть темпы роста. Сами по себе высокие значения показателей и темпов их роста, какой бы их набор мы ни сформировали, не могут дать не только исчерпывающего, но и достаточного представления о том, что происходит в хозяйстве, как оно развивается на самом деле, в полной ли мере используются имеющиеся возможности, создается ли необходимый задел для будущего развития. Именно поэтому на XXVII съезде КПСС было подчеркнуто, что высокие темпы любой ценой, за счет выпуска бесполезной продукции нам не нужны.
Реплика: — Цифры огрубляют, цифры искажают, цифры даже способны заслонить суть дела... Наверное, как математик вы правы, вы ведь исходно математик, если я не ошибаюсь? Но мне кажется, без счета — иногда приблизительного, а часто именно точного счета,— экономика существовать не может, и «цифровой нигилизм» опаснее, чем «цифровая эйфория». Конечно, я не экономист, я — носитель обыденного экономического сознания. И этому моему сознанию трудно примириться с тем, что число мест в гардеробе может не соответствовать числу мест в зрительном зале, что в булочной утром нет хлеба, а вечером — черствый, что по одному маршруту идут переполненные автобусы, а по другому — полупустые. У нас простые вещи считать и не хотят (не заинтересованы) и не умеют — считать «по головам», считать буханки, станки... баночки с горчицей, из которой так нелепо в свое время устроили дефицит...
В. Данилов-Данильян: — Разве я против измерений вообще? Такая позиция была бы бессмысленной. Я полностью согласен с вами: мы часто не умеем считать, я обращал ваше внимание именно на эту сторону дела: приблизительный счет мы выдаем за точный, резиновый метр — за стальной, в результате накапливаем ошибки.
Даже с простым счетом «живых продуктов» — буханок, станков, счетом, как вы говорите, «по головам» — на самом деле все обстоит не так просто. То и дело возникают «нерегулярные факторы»: зрительный зал на концертах Рихтера вдруг вмещает заметно больше людей, чем, казалось бы, «физически» способен; в микрорайоне открыли универмаг, и резко возрос спрос на хлеб в расположенной рядом булочной, и так далее. Это сразу переводит задачу «простого, натурального» счета в другой класс трудности, но проблемы тут возникают скорее технические, чем экономические, и хорошо известны методы, помогающие их решать,— вероятностное, статистическое моделирование и так далее. Конечно, все это предполагает определенную математическую культуру обращения с информацией, но далеко не только математическую, что я хотел бы подчеркнуть особо.
Прежде чем решать подобную задачу, ее надо поставить, сформулировать — работа, заметьте, чисто содержательная. Обычно для этого нужна информация или хотя, бы общие представления о системе расселения, мобильности внутри города и между городом и ближайшими селами, о том, как формируется и меняется спрос,— проблемы, пограничные между экономикой и социологией, а порой чисто социологические. Вопросы эти, к какой бы сфере мы их ни относили, чисто содержательные: прежде чем считать «по головам», надо решить, что именно мы будем считать и зачем.
Замечательный математик, логик и популяризатор этих наук Д. Пойа написал книгу под названием «Как решать задачу» (разумеется, такую, для которой алгоритма решения не существует или по крайней мере он не известен тому, кто за нее берется). Думаете, автор отвечает на вопрос, вынесенный в заголовок книги? Если бы он знал алгоритм решения всех задач, писать надо было бы не книгу, а программу для компьютера. В книге множество интереснейших примеров, попытка их обобщить, апелляция к образному мышлению — я бы сказал, это великолепное пособие для того, чтобы воспитать в себе содержательное математическое мышление, которое нужно математику не меньше, чем физику или экономисту.
Реплика: – Вы хотите сказать, что математика располагает методами, позволяющими оперировать с информацией куда осмысленнее, чем это принято сегодня в практике экономической жизни? Тогда это скорее пренебрежение цифрами, чем «измерительный фетишизм»...
В. Данилов-Данильян: — А фетишизм спокойно уживается с пренебрежением, это две стороны одной медали. Так соблазнительно полагать цифры, недостоверность которых очевидна, точными: тогда кажется, что легко установить, кто прав, кто виноват, какой из предложенных вариантов лучше.
Реплика: — Но если, скажем, метр, которым пользуются для экономических измерений, резиновый, если он непредсказуемо растягивается, тогда судить вообще ни о чем нельзя и лучший вариант из возможных выбрать тоже нельзя.
В. Данилов-Данильян: — О резиновом метре я заговорил не по поводу простого счета «живых продуктов», счета «по головам», а по поводу показателей другого экономического смысла, агрегированных показателей. Да, если исходить из обычных физических представлений, тут мы измеряем то, что измерять вообще нельзя, и к результатам при этом относимся как к измеренным точно. Но я совсем не призываю отказаться в этой сфере от всяких измерений. Наоборот! Их надо усовершенствовать, научившись пользоваться растяжимым метром там, где нет стального. Попробую показать, как это в принципе возможно.
Чтобы пользоваться резиновым метром, нужно прежде всего определить его возможный «коэффициент растяжения». Тогда ясно обнаружится, что результат каждого измерения — не точка, а интервал, длина которого зависит именно от этого коэффициента. Попробуйте, например, с этой позиции выбрать наилучший из предложенных проектов. Все это несложно, но, к сожалению, в планировании не используется.
Ситуация с «резиновым метром» тридцать лет изучается математической теорией принятия решений в условиях неопределенности. Одна из основных задач этой теории — выбор плана, когда заранее неизвестны условия его реализации (и начинать осуществление плана надо до того, как эти условия полностью прояснятся!). Выбрать однозначно здесь в принципе нельзя, теория лишь сужает область выбора и помогает найти компромисс. Например, она может рекомендовать несколько принципов поиска компромисса; если все они приводят к одному решению, что очень редко случается, то все ясно, но если различные принципы рекомендуют разные решения, то одно из них, а может быть и какое- то другое, вам придется выбрать на свой страх и риск. Впрочем, и при «единогласии» принципов никто не освобождает вас от ответственности. Важно, что теория принятия решений вооружает нас как элементарными методами, которым можно научить и десятиклассника (например, матрицы Сэвиджа), так и весьма изощренными, использование которых требует ЭВМ и достаточно высокой математической культуры,— постоптимизационный анализ в математическом программировании, исследование чувствительности решений и другие.
Но как бы мы ни совершенствовали методы измерений и обработки информации, непрерывно возникают новые области хозяйствования или обнаруживаются новые стороны уже, казалось бы, освоенной деятельности, и поначалу тут мы часто обречены на очень грубую информацию. Меньше всего известно именно о точках роста, и поэтому чем быстрее и, если можно так сказать, разнообразнее мы растем, тем менее точной информацией о перспективах нашего развития располагаем.
Если говорить об экономике, впрочем, как и о любой развивающейся системе, то здесь не просто нет такого порядка с измерениями, к которому давно привыкли физики. Такого порядка в принципе не может быть. Это надо принять как научный факт и сделать из него научные выводы.
Все заблуждения, о которых я говорил, имеют общую основу; можно сказать, их питает один источник. В каждом из перечисленных случаев цифра — лишь по недоразумению считающаяся точной — подменяет собой содержание; вместо того чтобы его выражать, она его вытесняет. Вес энного числа машин с зерном знаменует на бумаге урожай и заменяет серьезный разговор об урожае: председателю колхоза, его начальству, ревизору, даже шоферу и комбайнеру нужна прежде всего цифра. Если бы перчатки продавались порознь, то высокие темпы роста выпуска левых перчаток сулили успех предприятию, даже когда правых выпускалось бы «несколько меньше». Грандиозность планов по переброске рек, выраженная в астрономических, хотя и заниженных цифрах объема работ, тоннах, кубометрах и гигантских показателях затрат — это, как мы говорили, тоже способствует укреплению престижа,— действует настолько магически, что как бы отменяет необходимость говорить о смысле переброски, изучать ее возможные последствия. Чем тяжелее и мощнее грузовик или комбайн, то есть опять-таки чем внушительнее вполне измеримые параметры машины, тем она лучше, тем большим становится достижением, хотя магия цифр заставляет забыть о том, что такие машины калечат почву.
За всем этим стоит глубокое убеждение, что содержание экономических процессов в принципе сводимо к цифрам и может быть полностью ими выражено. Пусть сегодня цифры недостаточно достоверны — научимся считать точнее. Пусть нынешняя система показателей порой не совсем правильно ориентирует работников — сменим показатели, найдем, придумаем новые, и все будет в порядке.
В конечном счете цели развития хозяйства — только социальные. Измерительный фетишизм, экономические мифы все время подменяют эти действительные цели их неполным и искаженным количественным отображением. Но постановка социальных целей (а примеров можно указать много: таким был и план ГОЭЛРО, такова сейчас программа сокращения тяжелого и монотонного немеханизированного труда) и контроль за их осуществлением должны быть прежде всего содержательными. Как бы ни были здесь полезны измерительные инструменты, как бы виртуозно ни научились мы владеть ими, несмотря на все их недостатки, ни в коей мере они не заменят содержательного анализа при планировании, проникновения в суть дела при оперативном управлении, массового демократического контроля за содержанием происходящих в хозяйстве процессов.
Реплика: — Простите, нельзя ли точнее определить, что именно вы противопоставляете «магии цифр»? Что такое «содержательный контроль»? Как можно его осуществлять постоянно и в масштабах всей страны — без цифр?
В. Данилов-Данильян: — Вы хотите, чтобы я строго и последовательно описал методы содержательного анализа и дал инструкции, как их применять? То есть чтобы я формализовал неформальное? Если это удастся сделать по отношению к какому-то классу задач, то они перемешаются из области решаемых содержательно в область решаемых формально.
Я уже говорил, что сама постановка задачи — работа чисто содержательная, а применение алгоритма для ее решения — формальная. Оба процесса тесно переплетаются, сменяя друг друга в рамках любой сколько-нибудь сложной проблемы, например, при определении наиболее выгодного маршрута обработки детали на станках.
Есть наука о том, как готовить, принимать и осуществлять решения. Известны этапы и стадии этого процесса, хотя разные авторы выделяют их по-разному. В любом случае неизбежны такие: анализ проблемной ситуации, постановка целей, формирование альтернативных вариантов их достижения, анализ и, возможно, оценка альтернатив, выбор одной из них (собственно принятие решения), организация осуществления решения. Пока выбор не сделан, предшествующие этапы могут циклически повторяться: например, анализ альтернатив может показать, что саму проблемную ситуацию мы представляем себе неверно и надо начинать все сначала. Постановка целей — всегда неформализуемый этап. Анализ альтернатив — часто это дедуктивное выведение следствий из фиксированных предпосылок,— наоборот, в наибольшей степени поддается формализации. Здесь цифра — необходимый рабочий инструмент. Остальные этапы, кроме выбора, несомненно, требуют сочетания количественного и качественного анализа. О самом выборе говорить стоит прежде всего в юридических терминах: право, полномочия, ответственность, подотчетность, власть. Наука сама не делает выбора в принятии управленческих решений, она лишь помогает сделать его компетентно, обоснованно, в соответствии с поставленными целями. Цели при этом тоже должны быть поставлены правильно, то есть согласованы с народнохозяйственными — во всем их многообразии, включающем и учет локальных интересов,— и реализуемы. В этом мы также вправе рассчитывать на помощь науки.
Принимая решения, планируя, управляя, мы стремимся сделать эти процедуры возможно более стандартными и формальными, чтобы, с одной стороны, упростить труд управленца, с другой — повысить его объективность, предельно уменьшить возможности волюнтаризма. Это вполне прогрессивное стремление сдерживается тем, что возможности количественного анализа принципиально и неустранимо ограничены. Попытка учесть такую ограниченность,— а она сказывается тем сильнее, чем больше мы применяем формальные средства,— неизбежно возвращает нас к усилению роли, как кажется, субъективного фактора.
В век НТР, особенно с развитием информатики, мы иногда стали как-то забывать, что управление хозяйством полностью объективизировано быть не может.
Социалистическое общество - субъект управления своим хозяйством в целом; общие цели экономического развития оно определяет "сугубо содержательно, подчиняя их целям более высокого порядка — целям социальным. Каждый конкретный человек, на каком бы уровне административной, хозяйственной иерархии он ни находился, принимает отдельное экономическое решение, «редуцируя» волю общества применительно к частным вопросам, ему подведомственным. И тут обязательна обратная связь: общество должно постоянно контролировать, насколько успешно он это делает, правильно ли понимает эту волю и претворяет в жизнь определяемые ею решения. Если проблемы, по которым принимаются решения, формализованы, сами решения и ход их реализации можно контролировать формально: соответствует (образцу, то есть инструкции, программе, нормативу, «контрольной цифре») или не соответствует — все, казалось бы, просто. Сложности начинаются тогда, когда отсутствует либо образец, либо уверенность в его истинности.
Бесконечное разнообразие аспектов хозяйственной деятельности, изменчивость конъюнктуры и подвижность приоритетов постоянно заставляют ставить вопрос не только о том, соответствует ли эта деятельность нормативу, но и о том, отражает ли норматив цели общества, текущие и перспективные, условия его развития. Ясно, что как бы глубоко ни зашла формализация, над нею всегда будет возвышаться нечто, подлежащее содержательному осмыслению и контролю.